СЕРГЕЙ ГАЗАРОВ: «НЕ ВАЖНО, КОГО ИГРАТЬ, ВАЖНО – ЧТО…»

РОЛАН №102 Декабрь'2010

Его нельзя назвать королем комедии, хотя комические роли этому артисту всегда удаются на славу. А все потому, что Сергей Газаров — за гранью амплуа. Одинаково убедительно сыграет и добряка, и злодея. А уж какие только национальности не «примерял» на себя актер за долгие годы работы в кино: грузины, азербайджанцы, турки, евреи, латиноамериканцы, цыгане…
И всякий раз зритель неизменно принимает его за своего. Что и говорить, Газаров умеет быть органичным!


- Сергей Ишханович, вам легче даются комические или драматические роли?
- Мне ближе комедия. Я вообще люблю смеяться, создавать комические ситуации. В детстве мне нравилось быть шутом. Смех для меня нормальная, правильная реакция. И именно это, как мне кажется, помогло мне не превратиться в прагматичного, целеустремленного и жесткого человека. Советую и всем относиться к жизни с юмором…

- В фильме «Поцелуй сквозь стену» вы исполняете комедийную роль. Как вы над ней работали? Может быть, где-то «подсмотрели» характер персонажа или образ так удачно и узнаваемо был прописан в сценарии? Вообще журналистов до этого играть приходилось?
- Я вам скажу одну вещь, за которую меня, может быть, будут ругать коллеги-артисты, но то, кого нужно играть, — не самое важное. Журналист, летчик, тракторист — какая разница? При желании можно и шкаф сыграть — была бы причина. И для этого совершенно не нужно самому быть шкафом или за ним «подсматривать».
В моей фильмографии есть роли адвокатов, бандитов, иностранных военнослужащих… Но я никогда специально не погружался в суть профессии. И в данном случае раскладушку в редакции не ставил и ни за кем не следил, как сумасшедший (смеется)…

- Но какие-то собственные представления о журналистах наверняка были? Они помогали или, наоборот, мешали создавать образ?
- Для меня важнее — создать образ конкретного героя, а не абстрактного журналиста с полным набором поведенческих стереотипов. Прочитав сценарий, я понял, что этот человек явно немного не в себе. А дальше уже можно и нужно додумать. Может быть, он в таком возрасте живет один с мамой или когда-то на мину наступил, отчего все в жизни пошло кувырком (улыбается). Ясно одно: он все время находится в состоянии экспрессии, невероятного возбуждения, поэтому, даже видя, как в стене его кабинета появляется голова человека, не удивляется, а верит в это. Согласитесь, адекватному человеку с размеренной психикой это показалось бы по меньшей мере странным… Еще одна его характерная черта — все держать под собственным контролем. Есть такие люди, которые уверены: если не они, то кто? Их называют по-разному: трудоголиками, фанатами своего дела или даже сумасшедшими. И подобное отношение к профессии не может не сказаться на поведении.

- Как вы думаете, на зрителя какого возраста рассчитан этот фильм?
- Мне кажется, «Поцелуй сквозь стену» — современное развлекательное кино, в духе времени. Причем «развлекательное» совсем не означает «плохое». Просто какой-либо морали даже для молодых здесь нет. И это замечательно!

- Своим детям вы бы рекомендовали «Поцелуй сквозь стену»? Вообще смотрят ли они картины с вашим участием?
- Смотрят, только если случайно наткнутся. Особенного интереса к тому, чем я занимаюсь, у них нет. Наверное, им приятно, что я чего-то добился в жизни, но не более. Но на свои премьеры я их всегда приглашаю, и они приходят…

- Жанр этого фильма можно определить как лирическую комедию. Легкое, доброе кино. Вы сами подобные картины смотрите? Или предпочитаете что «потяжелее»?
- Я вообще смотрю любые фильмы, мне все интересно. Жесткое кино мне как раз не нравится. Не люблю, когда на экране кровь, насилие. Я считаю кино предметом искусства, толчком к формированию новых идей. Как вы понимаете, подобное зрелище вряд ли сможет помочь сформировать какую-либо новую идею.

- Как вы думаете, почему в кино пришла мода по максимуму показывать «правду жизни»? Разве ее в реальности не хватает?
- Мне кажется, это такое удовлетворение закомплексованности человека. Каждый хочет увидеть, как падает самолет, но не быть в нем. А как сбегаются люди посмотреть на аварию! Есть такое свойство человеческой натуры, которое я подметил еще в молодости, когда занимался гонками. На самых страшных поворотах, где гонщики часто переворачивались, стояло больше всего людей. Потому что они хотели это видеть. Так же и в кино. Во всем мире человек любит смотреть, как один бьет другого. Только искусство, оно ведь не в этом. Оно должно оставлять после-вкусие. Нужно, чтобы я какое-то время пожил с этим, додумал, домыслил. У нас когда-то была запрещена гласность, мы все говорили намеками. Но в подобной недосказанности и заключается мощнейшее выразительное средство кино. Зритель должен догадываться, а не знать! Посмотрите, как обеднело искусство, когда разрешили называть вещи своими именами. Оказывается, такое кино никому не интересно. Голый натурализм на экране выглядит очень примитивно.

- А к мату в кино как относитесь? Тоже ведь натурализм.
- Когда мат по делу и меня от него не коробит, он может быть. Например, если мы снимаем тюрьму, где один герой говорит другому: «Василий, друг мой, ты не прав», — это смешно. Но есть и другая крайность -мат ради мата. И я уже не смотрю фильм, а слушаю мат. Это как в театре: как только на сцену выходит голый артист, спектакль в этот момент заканчивается. Все смотрят лишь на обнаженного человека, потому что в данной обстановке это противоестественно. Ты сразу думаешь: а как он себя чувствует? Ему, наверное, неловко? Это сильнодействующий прием. Поэтому его надо использовать дозированно. Та же история и с матом. Все должно быть органично и оправданно.

- Есть такая точка зрения, что раньше кино было построено на актерской игре, а сейчас — на спецэффектах. Что, по-вашему, сильнее воздействует на зрителя?
- Я не знаю. Мне кажется, весь мир борется за то, чтобы как-то совместить в кино душу и спецэффекты, чтобы человеку было интересно смотреть и чтобы он при этом еще и сопереживал. Чрезвычайно трудная задача, потому что, к сожалению, сегодня самая большая категория зрителей — те, кто не хочет думать. Возьмем, например, «Аватар». Лично я получил колоссальное удовольствие от просмотра. Но это фильм не для мыслящего зрителя. Да, невероятно красиво, продвинуто, но не более.

- В вашей фильмографии есть очень серьезные, драматические роли, например в картине Никиты Михалкова «12»…
- Меня пригласил Никита, предложил роль. Но она мне сначала очень не понравилась. Я позвонил ему, предложил дать мне другую. Ту, что в итоге сыграл Алексей Васильевич Петренко, например. Или роль гробовщика, которую блестяще исполнил Леша Горбунов. Но Михалков сказал: «Ты ничего не понимаешь, я тебе все объясню». Пришли на репетицию, он начал рассказывать. Рассказал жарко и смешно. Но я еще хотел убедиться, что он позволит мне выйти за рамки сценария, что-то привнести самому. Есть такой прием, когда режиссер отпускает артиста. Не все актеры умеют и не все режиссеры соглашаются это делать, потому что фильм может легко превратиться в бенефис актера. Но Никита дал мне волю (смеется), и очень многое было придумано совместно.

- Что, например?
- То, что я буду разговаривать на трех языках в одной фразе. Михалков не мог знать таких вещей, потому что он русский человек. А я армянин, жил в Баку, но дома мы говорили на смешном русском с примесью армянских и азербайджанских слов. Это, можно сказать, бакинский вариант эсперанто. Кто жил там, тот поймет. И мы решили, что мой герой все время должен смешивать три культуры в одежде, языке, поведении. Например, сначала у меня была характерная для кавказцев кепка. А я помню, что в Баку главный признак уже состоявшегося человека — это пыжиковая шапка, ее люди даже в гостях не снимали. И мой герой тоже носит пыжиковую шапку. Получилось забавно. А вот пылинку с нее сдувать предложил Михалков.

- У вас там есть потрясающая сцена с ножами. За какое время освоили эту науку?
- За два месяца каждодневных тренировок. Были каскадеры, серьезные преподаватели. Я чуть ли не спал с этими ножами. Очень хотел сделать все сам. Когда пришло время съемки, Никита спросил: «За три дубля сможешь сделать?» Я согласился. Все сделал без дублеров. За исключением сцены, когда нож сбивает у Юры Стоянова сигарету. Делать такой трюк было опасно для Юры, поэтому кадр «нарисовали». Знаете, я очень рад тому, что у меня получилось. Люблю, когда актер делает что-то сам из того, что не умел делать раньше. Это сближает с характером героя.

- И много не свойственных для жизни навыков приобрели за счет кино?
- Да почти все. Например, могу профессионально стрелять из любого оружия. А много лет назад я обманул режиссера и сел на лошадь, сказав, что прекрасный наездник. Полтора дня меня искали, а я даже не знал, как слезть с лошади. Помню, обнял ее за шею, и она меня скинула уже в лесу. Но я разозлился и научился. Главное, что у меня страха нет ни перед чем. Я человек достаточно легкомысленный в рисках. Правда, с гонками пришлось завязать, когда родились дети.

- У вас трое сыновей. Это очень серьезно. Какие приемы воспитания используете?
- Да уж, серьезно. Ответственность большая. Но все происходит как-то само собой. Отец ведь не временное состояние. Я, например, всегда своим примером показываю им, как надо вести себя в той или иной ситуации. При них веду себя по-другому, причем даже забываю, что меняюсь специально. Просто подсознательно чувствую, что ребенок мой на меня смотрит. А вот как режиссер с детьми работать не умею. Даже со своими! Уже через пять минут готов взорваться (смеется). Мне для этого нужен специальный, более терпеливый человек.

- А с молодыми актерами как работается?
- Мне нравится работать с талантливыми людьми любого возраста. В фильме «Поцелуй сквозь стену» мы снимались вместе с Антоном Шагиным. По-моему, замечательный артист, талантливый, ищущий. Судя по тому, что я видел, он делает осознанные шаги в кино. Думаю, у него большое будущее…
Вообще картину снимали профессиональные люди, а с ними всегда интересно. Режиссер Вартан Акопян такой въедливый, не успокаивался, пока какая-нибудь запятая не была поставлена именно в том цвете, в котором нужно ему. Я бы согласился с ним снова сотрудничать.

- Знаю, что вы были главным режиссером в театре Армена Джигарханяна. И этот период называют «людоедским». Может, я чего не понимаю, но как-то вы не похожи на людоеда…
- (Улыбается.) Да, меня действительно так называли все те, кого я оттуда уволил. А их было большинство. Армен Борисович создавал театр на основе своего курса во ВГИКе. Потом он, видимо, устал этим заниматься. Поэтому, когда я пришел туда по его приглашению, из всей труппы набралось только пять-шесть человек, с которыми можно было работать на сцене. Я их оставил, а всех остальных уволил. Я сразу предупредил Джигарханяна, что будет так, и он дал мне добро на «безграничное правление». Понимаете, хороший театр — всегда диктат. Диктат главного режиссера. Примеров тому масса. А по-другому просто быть не может, иначе это уже не театр, а самодеятельность. Не верьте тому, кто рассказывает вам о «теплой дружеской атмос- фере» закулисья. Это миф.

- Что еще сейчас происходит в вашей жизни кроме новых ролей?
- Ну а если отвлечься от мира искусства, то еще одна моя большая страсть на сегодня — ресторанный бизнес. До весны следующего года в Москве должны открыться два моих ресторана. И этим я увлечен не меньше, чем кино… Хотя на кино и театр мне грех жаловаться — масса интересных предложений и проектов, но я все же скажу о главном: «Параджанов», проект, которым я занимаюсь уже несколько лет, собираю вокруг него сценаристов, режиссеров, продюсеров. И я надеюсь, что уже в 2011 году начнутся съемки.

Беседовала Мария Егорова